Ума не приложу, зачем мне это, но хочется связать даты жизни самого известного из последних по времени русских святых с другими событиями, напрямую Серафима Саровского не касающимися. Может, это нужно для эрудиции, а может – для любви к Родине.
Так, один преподаватель высшей школы просил студентов-историков рассказать о Франции времен «Трёх мушкетёров». И студенты живо отреагировали, стали называть имена и даты, исторические события и их последствия. Но когда он попросил их рассказать так же о России тех времен, огонек пропал. Имен и событий стало меньше, дат тоже. Очевидно, Ришелье и Король-Солнце глубже трогали студенческое сердце, чем родные темы. И в жизни всюду так: что больше любишь, то самое и лучше знаешь. А у нас – один перекос везде. Один знает что-то святое и полностью пренебрег житейским, мирским. Другой – только одно житейское знает и к святым темам равнодушен. Третий не знает ни того, ни другого. И уже совсем трудно найти человека, способного подружить (или примирить, или познакомить) внутри своей души Земное и Небесное, светское знание и благочестие.
Судите сами.
Преподобный Серафим родился в тот год, когда преставился ко Господу Белгородский епископ Иоасаф. Один святой ушел из мира, другой вошел в мир. А ведь им потом обоим в эпоху торжества «исторического материализма» придется мощами своими рядом лежать. И не в храме Божием, а в хозяйственных помещениях Казанского собора в Петербурге, переоборудованного под Музей религии и атеизма. Оба – любимцы Божией Матери и прижизненные чудотворцы. Это 1754 год.
В тот же год родился «Русский Гамлет» – Император Павел Первый («Гамлет» – потому, что вся жизнь его прошла под знаком конфликта с матерью и горькой памяти о насильственной смерти отца). Еще в тот же год родился будущий соратник Пугачева – Салават Юлаев, в Советские годы посмертно избранный на должность народного башкирского героя. Сегодня он более известен как туманный исторический персонаж, подаривший имя одной российской хоккейной команде. Да, еще: в Лондоне вышла из печати книжка Исаака Ньютона, в которой автор оспаривал достоверность двух стихов из Нового Завета, касающихся Святой Троицы и Божества Иисуса Христа. Исповедовавший не столько веру апостольскую, сколько чистое арианство Ньютон последний период жизни посвятил написанию насколько претенциозных, настолько и бесполезных богословских трактатов.
А Серафим, повторяю, только что родился, и нарекли его в Крещении Прохором. Как кому, мне все это интересно. И интересное, по-моему, не бывает бесполезным.
Пушкинский Онегин читал, помнится, Адама Смита…
…И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Чем государство богатеет
И как живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Книга Адама Смита под названием «Исследование о природе и причинах богатства народов» увидела свет в 1776-м году. В этот же год в Швеции исчезает цензура печати. А молодой Прохор Мошнин идет в Киев, к монаху-затворнику Досифею, живущему в Китаевой пустыни. Досифей по смерти окажется женщиной, в молодые лета под видом юноши-монаха скрывшейся на всю жизнь в затвор. Будущему Серафиму этот Божий человек велит идти в Саровскую пустынь. Овдовевшая мать Прохора, Агафья, благословит сына на избранный путь наперсным крестом, который преподобный будет носить всю жизнь.
Через два года Серафим станет послушником. На карте Российской Империи в тот 1778 год появятся Мариуполь и Херсон. Это Екатерина Великая обживает Причерноморье, заселяет и осваивает новые земли, воюет с Турцией и открывает двери для приезда в Россию многим православным из других земель. Слово «Украина», ныне несуразно прикрепленное к вышеназванным городам, счастливо отсутствует тогда в каком бы то ни было лексиконе.
С 1780-го по 1783 год преподобный тяжко болен. Он распух всем телом, но ждет исцеления от единого Врача душ и телес – Господа Иисуса Христа, а не от земных лекарей. Его дух претерпевает, быть может, первый столь длительный и тяжелый искус и закалку. Со временем немногим менее трех лет он будет нести труд столпничества. А пока болезнь разрешается явлением Богоматери с апостолами Петром и Иоанном. Матерь Божия вновь исцеляет своего, как Она говорит, «любимца». В первый раз это было еще в доме родителей, в Курске, от чудотворной иконы, именуемой Коренная-Знамение.
А что ж там, в обширном и беспокойном мире? Да куча мала всего. Например, родился Василий Жуковский, тот самый, что назовет Пушкина «победителем-учеником», а себя – «побежденным учителем». И Симон Боливар, которого мы видим на знаменах латиноамериканских революций, тоже родился тогда же. Во Франции зреет то, что вскоре одни назовут невиданным кошмаром, а другие – зарей нового мира. Серафим Саровский, чья жизнь большой частью прошла на фоне якобинских и наполеоновских безобразий, будет непримиримо гневен в отношении «бытоулучшителей». Причем как отечественных, так и иностранных, ибо и те, и те льют кровь, как воду, и раздражают слух революционной фразой.
В 1786-м году Серафим принимает диаконский сан и малую схиму. В чине диакона он станет очевидцем еще одного видения. На сей раз Серафиму посреди литургического служения явится Сам Господь Иисус Христос. Молитва непрестанная, ничем не развлекаемая, все больше овладевает его душой. Бывший Прохор превращается в настоящего Серафима, пламенеющего непонятной большинству людей любовью к Богу. Для таких людей сам монастырь может показаться слишком суетным и комфортным. И в 1794-м году преподобный становится пустынником, то есть начинает одинокую жизнь в лесу.
А там, в миру, уже успели казнить и Людовика, и Марию-Антуанетту. Уже который год «мебель правосудия» – гильотина – ездит по всем городам Франции и оглашает воздух лязгом в урочный час. Народ буквально беснуется, выискивая врагов. Им правят фанатики. Имя «гражданин» становится самым почетным.
Серафим видит все это в эпоху отсутствия газет и радио. Он вообще ни с кем не разговаривает. Но он в Духе Святом видит многое, совершающееся при нем и имеющее совершиться после. Видит он и то, как в год его ухода в лесной затвор, в том же 1794-м, в Париже провозглашается «культ Разума», призванный заменить христианство. Робеспьер выполняет роль первосвященника новой религии. Впрочем, скоро этого «первосвященника» объявят вне закона и спешно казнят. Так же, как и он недавно добился казни Дантона, Демулена и прочих бывших соратников. Революция просто не может отказать себе в удовольствии сожрать тех, благодаря кому она совершилась.
В 1807-м году Серафиму Саровскому 53 года. Пушкину 7 лет. Сегодня стало модным спорить на тему возможной встречи этих двух самых известных россиян XIX столетия. Теоретически встреча могла состояться (хотя вряд ли) в начале 1830-х годов. А пока Александр I заключает с Наполеоном Тильзитский мир. Корсиканец, выскочка, тиран и убийца у всех на слуху. В него многие влюблены, ему пытаются подражать. Мы услышим это у Пушкина: «Мы все глядим в Наполеоны…». Мы прочтем о таком подражании у Достоевского с его Раскольниковым.
Наполеон весь – сочетание странностей. Он обаятелен. Его страшатся. Что-то сильно напоминающее об Антихристе.
Уже совсем скоро – вторжение в Россию «двунадесяти языков». Скоро запылает несдавшаяся Москва.
В это время в Красноярске умирает граф Резанов. В те годы он мало кому известен. Ну, путешественник; ну, офицер. А в XX веке по мотивам его мимолетной влюбленности в испанскую девушку будет написана рок-опера «Юнона и Авось». В военной истории появляется Афонское сражение. Русская эскадра громит на море турок. Среди названий русских кораблей – такие редкие сегодня имена: «Рафаил», «Уриил», « Селафиил».
За два года до Бородинской битвы Серафим Саровский приходит обратно в монастырь, чтобы пробыть в затворе следующие 15 (!) лет. Он еще никого не учит. По повелению Богородицы, учить он начнет позже. Сама Пречистая многажды является ему в сопровождении самых разных святых. В последнем посещении с Нею будут десять дев-мучениц, а само посещение продлится очень долго. Ее слова о преподобном те же: «Любимче Мой!» и «Сей от рода нашего».
Ну, а что там в обычной жизни? Из того, что известно всем, – первый Октоберфест в Мюнхене. Его проводят именно в 1810-м году. Я говорю об этом именно для контраста, поскольку Октоберфест знает каждый домашний пудель, а житие Серафима – далеко не каждый крещеный русский человек.
В 1825-м году декабристы выйдут на Сенатскую площадь. В их целях будет пленение и последующее убийство Царской фамилии, провозглашение Конституции, революционный террор. Французский блуд через образованные головы добрался и до русских душ. В этот год Серафим открывает затвор, чтобы учить людей. Многократно лицезревший Богоматерь, перенесший добровольно не только трудно повторимые, но и трудно описуемые подвиги, более житель Неба, чем житель земли, он начинает учительский труд – свое последнее земное послушание. Серафим вразумляет, утешает, врачует. Он уже живет в бесконечной Пасхе и всех приходящих приветствует Пасхальным «Христос воскресе!» Среди его поучений есть слова о последнем Царе, который его, убогого Серафима, прославит. Вообще, обилие благодати в нем и чудес, совершенных через него, таково, что духовное начальство в Петербурге отказывается верить в возможность такой ослепительной святости в современном мире.
Сей отказ и неверие иерархов – еще один поясняющий штрих к картине общего вначале маловерия, затем безверия, а потом и безумия, которые быстро и крепко овладевают русским обществом.
Преподобный покинет этот мир в 1833-м году. Его душа уйдет из коленопреклоненного на молитве тела. В этот год Пушкин напишет «Медного всадника». Петр там будет страшен.
Будущие проповедники позже с горечью отметят тот факт, что дороги лучших людей XIX века в России – Серафима и Пушкина – не пересеклись. Более того: они могли ни разу не слышать друг о друге, поскольку пропасть между Русью изначальной и Русью, образованной по западным образцам, была колоссальной. Эта-то пропасть и обусловила все умственные брожения и катастрофические обвалы русской истории.
Впрочем, был один человек, способный взяться одновременно одной рукой за руку преподобного, а другой – за руку поэта. Это святитель Филарет Московский (Дроздов). Его образованность позволяла быть в курсе всех дел среди знатных и видных россиян. Его молитвенная жизнь и подвиг веры роднили его всеми святыми нашей земли. Усилиями именно Митрополита Филарета появилось первое в России житие преподобного Серафима. С «солнцем русской поэзии» у святителя была публичная поэтическая переписка.
Александр Сергеевич наверняка потерял от того, что он и все такие, как он, были оторваны от веры простых людей и русской святости. Преподобному Серафиму, видевшему неоднократно Честнейшую Херувим, позволено больше ни о каких несостоявшихся встречах не скорбеть. Святитель Филарет, как носитель архиерейского сана, просвещенный сын Отчества и искренний сын Церкви Христовой, был обязан знать обоих.
Обоих великих обязан знать и каждый современный россиянин.